13.04.2009 в 18:31
Пишет [KpLt] Schu von Reineke:Для Yatyo, обещанный мини-бьякурен
АУ, пост_вор- ХЭ, розовые сопли.
Стоило бы пообещать, что больше так не буду – но на всякий воздержусь…
соплиНочное небо над мегаполисами Генсэя завораживало Ренджи. Своей нереальностью, обронил как-то Бьякуя, и так ничего и не объяснил, не смотря на все просьбы.
И это при том, что сам мог стоять едва ли не часами и смотреть якобы в излюбленное никуда. Или приказывал Ренджи вынести на балкон номера кресло, медленно устраивался и сидел подчас по пол-ночи.
В некоторых вопросах его командир был "клиническим консерватором" по выражению Куросаки – во всех командировках и личных посещениях мира живых – один и тот же номер в одном и том же отеле. Где-то в районе последних этажей небоскреба.
Еще одним доказательством консерватизма служили, по мнению все того же рыжего, непременные походы в театр. В каждый визит, на лично отобранные спектакли – только классика, только труппы с многолетней немеркнущей славой, только в "полном составе" – вся семейка Куросаки, Рукия и они двое.
Впрочем, признался однажды Ичиго под третью или четвертую банку пива, эти "мероприятия" того стоили – после представления Бьякуя обычно разъяснял сестре тонкости увиденного, и хорошо если десяток негромких фраз раскрывал больше, чем объемная статья по теме.
Впрочем, у Ренджи тоже были кое-какие любимые традиции, но рассказывать об этом кому бы то ни было он не собирался.
Присесть рядом с креслом, аккуратно расстегнуть и вытащить из манжет хрустко-белой рубашки запонки, подаренные на послевоенный день рожденья, в форме цветов камелии из состаренного серебра, мельком скользнув кончиками пальцев по запястьям, и уронить голову на колени тайчо.
Чуть позже тот положит руку на плечи фукутайчо, и можно будет задремать, точно зная – все хорошо.
Прямо сейчас – все хорошо.
URL записиАУ, пост_вор- ХЭ, розовые сопли.
Стоило бы пообещать, что больше так не буду – но на всякий воздержусь…
соплиНочное небо над мегаполисами Генсэя завораживало Ренджи. Своей нереальностью, обронил как-то Бьякуя, и так ничего и не объяснил, не смотря на все просьбы.
И это при том, что сам мог стоять едва ли не часами и смотреть якобы в излюбленное никуда. Или приказывал Ренджи вынести на балкон номера кресло, медленно устраивался и сидел подчас по пол-ночи.
В некоторых вопросах его командир был "клиническим консерватором" по выражению Куросаки – во всех командировках и личных посещениях мира живых – один и тот же номер в одном и том же отеле. Где-то в районе последних этажей небоскреба.
Еще одним доказательством консерватизма служили, по мнению все того же рыжего, непременные походы в театр. В каждый визит, на лично отобранные спектакли – только классика, только труппы с многолетней немеркнущей славой, только в "полном составе" – вся семейка Куросаки, Рукия и они двое.
Впрочем, признался однажды Ичиго под третью или четвертую банку пива, эти "мероприятия" того стоили – после представления Бьякуя обычно разъяснял сестре тонкости увиденного, и хорошо если десяток негромких фраз раскрывал больше, чем объемная статья по теме.
Впрочем, у Ренджи тоже были кое-какие любимые традиции, но рассказывать об этом кому бы то ни было он не собирался.
Присесть рядом с креслом, аккуратно расстегнуть и вытащить из манжет хрустко-белой рубашки запонки, подаренные на послевоенный день рожденья, в форме цветов камелии из состаренного серебра, мельком скользнув кончиками пальцев по запястьям, и уронить голову на колени тайчо.
Чуть позже тот положит руку на плечи фукутайчо, и можно будет задремать, точно зная – все хорошо.
Прямо сейчас – все хорошо.